Владелица галереи современного искусства Andakulova Gallery и искусствовед Наталья Андакулова давно и успешно ведет свой бизнес в Дубае, открывая публике новых интересных художников из средней Азии. Мы поговорили с ней о силе воздействия искусства, эпатаже и причине непонимания современного арта.

Беседовала Ирина Малкова

Фото: Якуб Исламов

Давайте сразу к делу. Насколько сложно вести галерейный бизнес?

Наталья: Вести галерейный бизнес нелегко, но очень интересно. Проведение выставок, издание книг, каталогов, статьи и лекции, участие в международных ярмарках – достаточно дорогостоящий процесс.

По каким критериям вы оцениваете работы художников? Как определяете, что да, «это пойдет»?

Наталья: Думаю, это образование, интуиция и насмотренность. В любом городе, куда я приезжаю, обязательно иду на арт-ярмарки или в музеи и смотрю, что выставлено. В сфере искусства тоже есть тренды – как в моде.

Надеюсь, не так часто меняющиеся.

Наталья: Конечно, не так часто. Например, 2–3 года назад была востребована кропотливая ручная работа – когда, например, трехметровая картина была целиком написана карандашом (мелкими, требующими времени, деталями). А пять лет назад стали актуальны гобелены, текстиль и вышивка. У нас в галерее была выставка Вячеслава Усеинова под названием «Смешанные нити», где мы представили серию его работ в технике гобелена или в технике плетения «чи». Это интересная китайская техника, пришедшая к нам по Великому Шелковому Пути, когда палочки разного диаметра обматываются шелковыми нитями. Когда все собрано в одно полотно, смотрится великолепно. Сейчас очень важно использовать различные новаторские медиумы-техники.

Ваша галерея специализируется на искусстве Средней Азии – Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Туркменистана, Таджикистана. Вы сами избрали эту нишу?

Наталья: Да, потому что это достаточно большой регион, в котором живет 80 млн человек. Например, в Узбекистане до сих пор есть школа Павла Бенькова, которая всегда считалась после московской и питерской академий одной из самых сильных. На территории этих стран жило и живет очень много художников, далеко не все из которых широко известны, и открывать их миру – это одна из граней патриотизма. Это регион, где в культуре и истории Восток сливается с Западом. Сильная школа и культура находят отражение в творчестве.

У художника рождается идея, он воплощает ее в реальность. Потом картина попадает в галерею. Но ее конечным «пунктом назначения» является чей-то дом, офис или отель. Испокон веков человек инстинктивно украшает себя и свое жилище. Это духовная потребность. Мы стремимся улучшить свой быт, объективизировать реальность, запечатлеть переживание. Поэтому больше всего я радуюсь, когда картина находит свой дом.

Можете назвать 3–4 фамилии среднеазиатских художников, о которых нужно знать?

Наталья: Узбекский художник Баходир Джалал, ему 72 года. Недавно мы выпустили о нем книгу совместно со швейцарским изданием Skira. Баходир Джалал по сути своей гениален. Он работает в различных техниках, и его произведения представлены во многих музеях мира. У него свой определенный почерк, непохожий ни на чей другой. Еще хочется назвать Алмагуль Менлибаеву. Она имеет международную известность, получила статус шевалье от государства Франции, провела персональную выставку в Гранд Пале. Ее работы находятся во многих современных музеях в Европе. Стоит назвать и Саида Атабекова из Казахстана, а также Тимура Д’Ватца, которого мы представляем в нашей галерее.

В картинах Тимура можно увидеть симбиоз Центральной Азии, Европы и Англии – он часто изображает английскую борзую, сокола, лошадь или детали королевской охоты. Из-за вытянутых форм на его картинах Тимура называют «современным Модильяни». Практически всегда у него в композиции есть стрела, направленная вверх как символ роста. Он увлекается алхимией, психологией. Уделяет большое внимание деталям, использует теплые цвета – желтый, красный, золотистый.

А сами вы откуда?

Наталья: Я всегда говорю, что из Узбекистана. По паспорту я узбечка, но, к сожалению, узбекского языка в совершенстве не знаю. Моя мама наполовину русская, наполовину украинка, а отец наполовину узбек, наполовину татарин. Одним словом, полный интернационал. Некоторое время назад я и подумать не могла, что открою собственную галерею в Дубае. Но если человек действительно занимается своим делом, он найдет свой путь. По первому образованию я физик-математик, магистратура – информатика. Когда я заканчивала магистратуру, то понимала, что это совершенно не мое. Я искала свой путь. Помнила фразу из фильма, когда отец говорит сыну: «Самый большой грех – это не использовать свой талант». И я все думала – а какой у меня талант? Мне всегда хотелось быть связанной с красотой. Я хорошо рисовала, поэтому начала поиск в этой сфере. Закончила Академию им. И. Е. Репина в Санкт-Петербурге. Потом отучилась в Christie's, так как понимала: да, это мое. А если ты нашел свой путь, то будешь расти постоянно. Всегда будет приходить какая-то помощь со стороны. Сама жизнь будет помогать.

Как вы оцениваете арт-сцену в Дубае? Ведь рынок здесь развивающийся, не такой, как в Нью-Йорке или Лондоне.

Наталья: Я бы говорила не только о Дубае, а об Эмиратах в целом, потому что они создали своеобразный творческий хаб, в котором каждому эмирату отведена своя роль. В Абу-Даби это Лувр, «Арт Абу-Даби», в будущем будет открыт Музей Гуггенхайма. А в Дубае работает больше ста коммерческих галерей, что весьма много для такого небольшого города.

Вы говорите, что это непростой бизнес. Как же все эти галереи существуют?

Наталья: Какие-то из них закрываются. Да, это сложный бизнес, и все ищут свои пути – это не только прямые продажи картин, но и работа с дизайном интерьера, с застройщиками, какие-то принты на холстах, лекции, мастер-классы, которые поддерживают имидж галереи. Для каждого владельца галерея – его детище, в которое вкладывается огромное количество сил. Но мне кажется, что художникам, с которыми я работаю, нужны международные площадки, и Дубай – идеальное место, где о них могут узнать. Плюс многим интересна история Самарканда, Бухары… Эти города до сих пор окутаны тайнами и загадками.

Сколько в среднем стоят картины в вашей галерее?

Наталья: Все зависит от художника, от размера картины, есть и много других факторов. Но в общем цены на картины у нас доступные, от 100 до 10 тысяч долларов. Это талантливые художники с ярким портфолио и отличным образованием. Они интересны для инвесторов, потому что имеют большой потенциал. Даже в Европе произведения искусства из Пакистана, Ирана за последние 10 лет очень сильно выросли в цене. И искусство Ближнего Востока тоже совершило очень большой скачок.

Можете ли вы гарантировать, что через 10 лет купленная в вашей галерее картина вырастет в цене?

Наталья: Безусловно, рост возможен, но на него действует множество экономических факторов. Прежде всего, вы должны комфортно сосуществовать с этой картиной, а не думать о ее продаже. Да, картина это не золото, это, прежде всего, визуальное и духовное удовольствие, она должна услаждать взгляд. При этом существует очень много историй, когда картины дорожают в сотни тысяч раз. Например, Рокфеллер купил для своего офиса работу Марка Ротко за 8 тысяч долларов, цена которой впоследствии выросла до 100 млн долларов. Разница огромна. Но утверждать, что вы купите картину, а цена ее со временем непременно увеличится в три раза, не может никто. Это эмоциональная покупка, в первую очередь направленная на то, чтобы услаждать и развивать интеллект, культуру . К тому же, когда к вам приходят гости, всегда интересно рассказать об авторе картины, об эпохе, в которой он жил..

А вы сами можете объяснить феномен Марка Ротко? Искусственно созданная популярность или отраженный символ своего времени?

Наталья: Это был симбиоз. Во-первых, он эмигрировал в Штаты, и там его поддержали знакомые. Он преподавал в университете. При этом Ротко был склонен к эпатажу, резко высказывал свое мнение. Иногда у него могла быть, к примеру, просто темно-синяя картина, несколько оттенков, и он говорил, что нужно подойти к ней и рассматривать с расстояния десяти сантиметров. Или брал заказ, но ставил условие, что в помещении больше не будет никаких работ, кроме его. Сработало много факторов. Это как в шоу-бизнесе: очень многие поют, очень многие рисуют, но есть какието элементы и факторы, благодаря которым человек становится известным. Стечение обстоятельств, судьба, эпоха, талант, конечно же. Судьбоносный момент встречи с куратором, с директорами музеев. Все должно сработать.

А как вы относитесь к таким работам, как «Комик» итальянского художника Маурицио Каттелана, который приклеил банан к стене изолентой?

Наталья: Каттелан – хороший художник. Его банан – это, конечно, эпатаж, доказывающий, что сегодня важно не только исполнение, но и идея. Его идея сработала. Казалось бы, ну что тут сложного – взять и приклеить банан к стене, но почему-то до него никто этого не сделал. Так же было и с Ротко. Никто не писал так, как он. В искусстве важно выстрелить первым, важна идея. Даймон Херст исследовал идею жизни и смерти и сделал череп с бриллиантами, транслируя идею о том, что при всем внешнем блеске и гламуре мы никогда не должны забывать о том, что смертны. А, например, колумбийский художник Фернандо Ботеро нашел свой определенный стиль, рисуя полных женщин и мужчин – у него все «как бы надутые». Это его почерк. Любой художник должен быть в постоянном поиске, искать себя, находить новые ключи, новый подход, стилистику, эпатировать. Вспомните безумные выходки Сальвадора Дали, который мог голым проскакать верхом на швабре, размахивая саблей.

Но является ли это искусством?

Наталья: Это тоже искусство, да.

Тогда что такое искусство для вас?

Наталья: Для меня это постоянный прогресс. Оно не стоит на месте. Это и новые шаги, и новые стили, иногда непонятные. Есть феномен Ван Гога – его собственная страна при жизни не поняла его работ. Когда его спрашивали, почему он пишет такие мрачные картины, в то время как мир настолько прекрасен, он отвечал: «Мои работы прекрасны, просто они не для этого поколения». При жизни он не продал ни одной работы, а сейчас его картины стоят миллионы. Именно поэтому многие фонды сегодня стараются инвестировать в современных художников, которые могут быть нам непонятны, но станут востребованы в будущем. Время все расставит по своим местам.

Сегодня мы движемся в сторону виртуальной реальности, и, возможно, в будущем человек будет попадать внутрь самой картины и взаимодействовать с ней...

Наталья: Искусство движется в ногу со временем. Сейчас есть диджитал-арт, но как его оценивать – это большой вопрос. Появляются скульптуры, которые сделаны в 3D, – они существуют в виртуальном мире, но не в реальности. Или видео, которое спрограммировано. С приходом видео появились и такие художники, как Билл Виола, и когда смотришь на его работы, то понимаешь, что все-таки это искусство – оно завораживает. В его работах прослеживается связь с другими художниками – с Микеланджело, Леонардо Да Винчи, – но он работает в другом медуме – видео. Сегодня востребованы также и инсталляции.

Однажды на Art Dubai мы решили сфотографироваться возле одной из работ. Мне пришлось поставить сумку возле какого-то жестяного ведра. Ко мне подошли и сказали: «Извините, это не ведро, это арт-объект». А с виду никто бы и не сказал – настолько органично оно сливалось со стеной.

Наталья: Это бывает, конечно. Каждая работа несет какую-то мысль. Сейчас многое диктуется еще и кураторским текстом, то есть, чтобы понять работу, нужно прочитать ее описание. Но я считаю, что талантливое произведение искусства должно считываться сразу. Если вы смотрите на него, неважно, какой вы национальности, из какого города, какое у вас образование – вы должны схватить идею. Например, вы смотрите на скульптуру из пластика и понимаете: сейчас все взволнованы тем, как очистить от него планету, и работа говорит именно об этом. Это и есть настоящее искусство, когда вы понимаете, о чем оно.

С другой стороны, если тебе интерпретируют картину, вкладывают в сознание определенную концепцию, то это уже навязывание.

Наталья: Да, это концептуальное искусство. Например, перевернутый писсуар Марселя Дюшана. Когда эту работу не принимали на выставку, он создал ее описание, где говорилось, что это скульптура. Есть такой интересный феномен, что когда люди смотрят на арт-объект или картину, даже абстрактную, то подсознательно ищут глаза, людей, даже если их там нет. Опыт, приобретенный человеком в течение жизни, проецирует ему свои картинки. Поэтому иногда в одной и той же абстракции одни видят деревья и лес, другие – воду, а кто-то – елку и Новый год. Восприятие у всех людей разное.

Тогда есть ли вообще объективность в сфере искусства?

Наталья: Одна и та же картина или инсталляция может понравиться одному человеку, а у ста других вызвать негативные эмоции. Иногда, когда я делаю экспозицию, мне кажется, что вот эту работу я точно продам, а насчет других сомневаюсь. Приходят коллекционеры и посетители, я говорю им, что лучше по композиции, по цвету, светотеневому решению. А они покупают совершенно другие работы. Всегда существует персональный эмоциональный выбор, который невозможно предугадать.

А кто ваши покупатели?

Наталья: В основном жители Дубая, Ближнего Востока, а также экспаты. Но к нам приходят и местные коллекционеры, и коллекционеры из Саудовской Аравии. Работы Тимура Д’ватца недавно приобрел король Бахрейна в свою коллекцию, например.

Что в искусстве, на ваш взгляд, наиболее сильно воздействует на человека?

Наталья: Искусство должно воздействовать, это главное. Оно может шокировать, может умилять, но не всегда должно быть приятным. Часто, когда у меня проходят лекции по современному искусству, кто-то говорит: «Это деградация, это ужасно, я не могу на это смотреть, меня тошнит…». Вот этого художник и добивается – вызвать такие чувства. Он старается заставить нас задуматся.

О чем?

Наталья: Он говорит о какой-то проблематике: глобальное потепление, загрязнение планеты пластиком, проблемы феминизма. Это не всегда бывает красиво, но тем самым он пытается обратить внимание на проблему.

Но зачем покупать такие работы домой?

Наталья: Этот вопрос, конечно, интересный. Я думаю, что у каждого бывает своя связь со скульптурой или картиной. Не у всех идеальная жизнь. Кто-то пережил много страданий, опыт войны, это тема для него актуальна, особенно здесь, на Ближнем Востоке. Часто спрашивают: «Почему у этого художника все такое агрессивное? Почему скульптура с какими-то гвоздями, вбитыми в шею?» Я всегда говорю, что так художник отражает действительность.

Его действительность.

Наталья: Да, его действительность, его окружение. В мире постоянно все меняется, и художники это отражают. Они предчувствуют будущее, предчувствуют революции. Вспомните русский авангард – он появился в начале XX столетия. Тогда же появились и всевозможные «измы»: кубизм, лучизм и т. д. Все это как раз было предчувствием Первой и Второй мировых войн.

Боюсь даже предположить, что хотят нам сказать современные художники с их непонятными картинами.

Наталья: Сейчас идет очень большой поток информации, часто негативной. Но не все художники депрессивны. Например, есть китайский художник Ай Вэйвэй. В своем искусстве он говорит о проблемах, при этом эстетика подачи у него очень высока. Его инсталляция «Семена подсолнечника» была представлена в виде 100 млн фарфоровых семян, рассыпанных по залу Лондонской галереи современного искусства. Можно завуалированно, но при этом эстетично говорить о какой-то проблеме.

На протяжении тысячелетий человечеству внушалось, что искусство должно быть эстетически приятным, и только в последние столетия оно вдруг стало парадоксальным. Может быть, в последние 100 лет.

Наталья: Что произошло за эти сто лет? Женщины получили права. Люди стали более открыто говорить о гомосексуализме, о проблемах инвалидов и особенных детей. Происходит демократизация общества, а значит, и демократизация искусства. Люди стали понимать, что об этом нужно говорить. Что касается современного искусства, я всегда советую не отрицать его. Вам оно может не нравиться, но хотя бы задумайтесь о том, что оно вам говорит. Когда нет отрицания, потихоньку придет принятие. Сегодня современное искусство становится своего рода религией. Когда человек едет в другую страну, то, как правило, он сразу идет в музеи. Уже далеко не всем интересно смотреть только классику или искусство ренессанса – многим хочется увидеть современное искусство, чтобы понять, чем живет город или страна.

Сейчас и музеи стали делать интересные инсталляции.

Наталья: Да, сейчас музеи делают потрясающие выставки с новой подачей. Древние предметы искусства представлены по-новому, со специальной подсветкой, иммерсивно, это дает совершенно другие ощущения. Музей не должен быть кладбищем искусства, как говорит Пиотровский. Происходит синтез раннего и современного, что дает рождение новой, свежей струи. Да, современное искусство может быть шокирующим, непонятным. Но чем больше мы знакомимся с ним, тем больше оно нам раскрывается. Это как компьютер: в первый раз сели – непонятно, но чем больше времени мы за ним проводим, тем лучше начинаем в нем разбираться. Так и современное искусство – оно все время заставляет нас думать и размышлять. При этом искусство, как и любовь, не всегда можно описать словами.