В ОКТЯБРЕ ЭТОГО ГОДА ГАЛИНЕ ВИШНЕВСКОЙ ИСПОЛНИЛОСЬ БЫ 90 ЛЕТ. В ПАМЯТЬ О НЕЙ ДОЧЬ ЗНАМЕНИТЫХ МУЗЫКАНТОВ ОЛЬГА РОСТРОПОВИЧ ПРОВЕЛА В СОЧИ ПЕРВЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОПЕРНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ИМЕНИ ГАЛИНЫ ВИШНЕВСКОЙ. ПОЧТИ СРАЗУ ПОСЛЕ ЕГО ОКОНЧАНИЯ ОЛЬГА НА ПАРУ ДНЕЙ ПРИЕХАЛА В ДУБАЙ, ГДЕ НАМ И УДАЛОСЬ С НЕЙ ПОБЕСЕДОВАТЬ.
Ольга, как прошел фестиваль? Ведь вы организовывали его впервые.
Ольга Ростропович: Да, фестиваль в Сочи мы делали с абсолютного нуля. Первый такой фестиваль я сделала в Баку – родном городе моего отца. Его родители были музыкантами, и в 20-е годы прошлого столетия их пригласили преподавать в Бакинскую консерваторию, развивать музыкальное образование и культуру. Там и родился мой папа, и прожил в Азербайджане самые счастливые три года своего детства. В 2007 году, когда он ушел из жизни, мне позвонили из Баку и попросили провести там фестиваль. А в Сочи в этом году мы сделали фестиваль, посвященный 90-летию мамы. Идея фестиваля возникла у меня не сразу. Дело в том, что оперного театра как такового в Сочи нет. Меня это просто потрясло: как это может быть, чтобы в таком городе не было оперного театра? Оказалось, что единственный театр, который там есть, – это Зимний театр, и его открывали в 1937 году именно оперой. И именно «Царской невестой» – любимым спектаклем моей мамы, в котором она не раз пела. Поэтому фестиваль мы проводили в Зимнем театре – показывали «Риголетто» и «Иоланту». Билетов на эти спектакли было не достать, что безумно приятно.
Вы говорили, что хотели устроить «оперу у моря», чтобы мужчины надели смокинги, дамы – вечерние платья и пришли на берег моря насладиться музыкой. Так все и прошло?
Ольга Ростропович: Фестиваль все-таки проходил не у моря, а в театре, но в будущем хотелось бы сделать что-то подобное, в лучших итальянских традициях, под открытым небом. Но всему свое время. Тем более что этот фестиваль мы делали исключительно на собственном энтузиазме.
Правда ли, что из Москвы в Сочи все летели на самолете «Аэрофлота» «Галина Вишневская»?
Ольга Ростропович: Да, и это было очень символично, хотя забронировать этот самолет было не так-то просто. Немного предыстории – много лет назад мой отец был очень дружен с главой «Аэрофлота» Валерием Окуловым, и как-то в шутку сказал ему: «Ну неужели ты не можешь назвать самолет моим именем?». На что Валерий ответил: «Славочка, дорогой, я надеюсь, что мы еще очень долго не сможем назвать его твоим именем, потому что мы называем самолеты только именами ушедших людей». Поэтому самолет его имени появился в «Аэрофлоте» лишь после его смерти. А когда ушла мама, появился самолет «Галина Вишневская» – единственный, кстати, названный в честь женщины. Почти у всех бортов «Аэрофлота» есть свои имена. И это прекрасно – словно ушедшие души продолжают парить над облаками.
Мы подумали, что было бы замечательно полететь на фестиваль в Сочи на самолете, названном в честь мамы. Нам пришлось пройти долгую процедуру получения разрешения, но в итоге нам его дали. На борту были 170 человек из Оперного центра и 40 других пассажиров. И вот когда мы садились в «Шереметьево» в самолет имени Вишневской, чтобы лететь на фестиваль имени Вишневской, рядом сел огромный самолет и плавно подкатил к нам. На нем было написано «Ростропович». Эти два самолета никогда раньше не пересекались, ни в одном аэропорту мира.
Это было до такой степени неожиданно – словно папа благословил нас в дорогу. Куда летел тот самолет дальше, мы так и не узнали. Кроме того, самолет «Вишневская» был запаркован на 14-м выходе, а самолет «Ростропович» сел на 13-й. И на снимках, которые мы сделали, камера показала время 13.14. Вот как это объяснить? Сумма этих чисел – 27. Это и папин день рождения (27 марта), и год его рождения (1927), а также дата и год ухода из жизни (27 апреля 2007 года). Разве может это быть простым совпадением?
Вы продолжаете с ними общаться, чувствуете их?
Ольга Ростропович: Да. Потому что, если просто принять тот факт, что их нет и больше никогда не будет, можно сойти с ума. Родители словно создали вокруг меня сильное энергетическое поле, и я чувствую, что они продолжают поддерживать и направлять меня.
Вообще, это такой редкий случай, чтобы два таких талантливых и ярких человека вместе прожили жизнь.
Ольга Ростропович: Да, и сейчас они опять встретились. Я еще очень часто вспоминаю маму, которая говорила, что самое важное в жизни – это проводить время в компании умных людей, таких как Пушкин, Чехов, Достоевский, Толстой, Есенин, Цветаева, Мандельштам.
Сейчас, перечитывая Чехова, я ее очень хорошо понимаю. Там же такие глубины! Мама обожала поэзию, могла записать пару стихотворных строчек на бумажке и возить с собой. Потом отдавала отцу, и папа возил эту бумажку в футляре виолончели…
Мстислав Ростропович нередко говорил, что спит всего по три часа в день. Это правда?
Ольга Ростропович: Да, так было всю жизнь, и ему хватало.
Откуда же он брал силы?
Ольга Ростропович: Он всегда делал то, что любил. А когда ты делаешь то, что любишь, то не замечаешь времени. У него было колоссальное чувство долга и ответственности. Он, например, никогда, ни при каких обстоятельствах не позволял себе играть по нотам – всегда исполнял партию наизусть. Он считал, что, если между тобой и публикой стоит лист бумаги, значит, ты играешь для бумаги, а не для публики. Поэтому он работал очень много. Мог сидеть ночью, учить наизусть партитуры и свои партии. Он всегда был в работе, всегда.
Он также был одним из первых, кто популяризировал виолончель как сольное направление, так как до него виолончель чаще звучала в составе оркестра. И у него было много учеников, которые сейчас продолжают его дело. Могли бы вы назвать некоторых из них?
Ольга Ростропович: Одна из его учениц – Жаклин Дю Пре, к сожалению, ее уже нет в живых. Есть замечательный Давид Герингас и блистательная Наталия Шаховская, Наталия Гутман.
Вы сегодня возглавляете фонд имени Ростроповича, который занимается помощью молодым музыкантам. Насколько сложно сейчас дать путевку в жизнь классическим музыкантам, в том числе и из-за засилья популярной музыки?
Ольга Ростропович: Мне кажется, сейчас это менее сложно, чем было раньше. Сейчас много фондов, которые этим занимаются. До недавнего времени фонд, созданный моим отцом, был единственным в России фондом, который действительно занимался талантливыми детьми и помогал им. Сейчас в каком-то смысле проще. А публика, которая готова слушать и воспринимать классическую музыку, была и будет всегда.
Ведь классическая музыка в буквальном смысле может спасти в сложной ситуации и возродить к жизни...
Ольга Ростропович: Еще как! Но не все это понимают. Классическая музыка – это самый дешевый психолог, который всегда в вашем распоряжении. И еще это прикосновение к вечности.
Когда ты слушаешь Моцарта или Баха, ты понимаешь, что все остальное – временно и преходяще. Какие-то обиды или ссоры – все это настолько ничтожно по сравнению с музыкой, этой благодатью, которая на тебя снисходит. Но умение слушать, понимать и наслаждаться классической музыкой – это благословение от Бога, подарок свыше. Ведь есть много людей, высокообразованных и успешных, которые при звуках классической музыки просто засыпают.
Как считаете, по характеру вы больше похожи на отца или на маму?
Ольга Ростропович: Характер у меня папин, на сто процентов.
Вас воспитывали довольно строго и даже отправили вместе с сестрой учиться в монастырь, за высокий каменный забор, когда пришлось уехать из СССР. Как сейчас считаете, это было правильно или слишком строго?
Ольга Ростропович: Я считаю, что это было абсолютно правильно. Я только поражаюсь, как они смогли с нами сладить. Но, конечно, время было другое. Я бы хотела отправить своих сыновей в монастырь, но я с ними сладить не могу (смеется).
А потом вы уехали в Нью-Йорк?
Ольга Ростропович: Когда нас забрали из монастыря в Швейцарии, причем досрочно, мы еще какое-то время путешествовали с родителями. Потом мы поступили в Джульярдскую школу в Нью-Йорке.
Сейчас вы живете в Москве?
Ольга Ростропович: Почти всю свою жизнь я прожила в Нью-Йорке. Но с тех пор как ушел папа, я стала заниматься его фондом, проводить какое-то время в Москве. К тому же я не могла и не хотела оставлять маму одну, так как она очень тяжело переживала его уход. Он был для нее всем, они безумно любили друг друга. Отец был не только ее музыкальным партнером, но и в прямом смысле второй половиной. Она настолько привыкла, что он всегда рядом, настолько привыкла на него полагаться, что, когда его не стало, ее мир рухнул, хотя внешне она этого не показывала. Знаете, у них обоих было потрясающее чувство юмора. Они так искрометно общались друг с другом! Я очень мало знала людей, которые могли отцу так быстро дать отпор, такими, знаете, «горячими пирожками», – потому что у него было довольно необычное чувство юмора. Он как-то все умел закручивать, и единственным человеком, который мог ему отвечать так же закрученно и так же быстро, была мама. Наблюдать за тем, как они общаются, было невероятным удовольствием.
При этом они все же были довольно разными по темпераменту…
Ольга Ростропович: Да, мама любила побыть одной. Ей нужно было одиночество, ее искусство, ее сцена, ее театр, нужно было входить в образ, думать над ним, для этого она должна была находиться в своем мире. Отцу же, наоборот, нужно было постоянное общение. У него было столько энергии, что он не знал, куда ее девать. Когда он шел от Дома композиторов в Консерваторию со своей виолончелью – пальто на одно плечо, все нараспашку, – он уже высматривал, с кем бы поговорить. Если никого не было, мог поговорить с электрическим столбом. Кстати, мой младший сын – весь в него. Когда он был маленьким, по дороге в школу высматривал, с кем бы пообщаться. Мог спросить у человека: «Как дела?», «Не тяжело ли вам мусор убирать?» и т.д.
Ваши сыновья – музыканты?
Ольга Ростропович: Нет. Мой старший сын – ему сейчас 23 года – мечтает открыть свой ресторан. Он даже работал официантом, проходил все ступени с самых низов, причем добровольно, никто его не заставлял. Ему хотелось знать, «как все работает изнутри».
Он работал на двух работах официантом, а вечером ходил учиться в университет. Работал за пять долларов в час, просыпался в пять утра каждый день, включая воскресенье, и ехал в ресторан. Мне оставалось только разводить руками, так как, конечно же, никакой необходимости в этом не было. Но с такой целеустремленностью, думаю, он далеко пойдет.
Есть ли у вас в планах совместные проекты с недавно открывшейся Дубайской оперой?
Ольга Ростропович: Я считаю, что перспективы сотрудничества есть. Можно реализовать много интересных проектов. К примеру, привезти наши спектакли Центра оперного пения имени Галины Вишневской, которые мы представляли на фестивале в Сочи. Или провести гала-концерт с оркестром из самых известных арий мира.
Будем ждать с нетерпением.
Спасибо вам!
Беседовала Ирина Малкова